Алексей Сурков сразу после объявления начала Великой Отечественной войны ушел на фронт, но не солдатом, а военным корреспондентом. Рассказывать и показывать происходящее из самых горячих точек, не имея зачастую необходимого оружия, — не самое простое дело, но именно благодаря людям этой профессии в истории сохранились многие легендарные подвиги, ужасающие предательства и просто уроки войны, которые будущие поколения обязаны помнить. Работал Алексей Сурков в газете «Красноармейская правда».
До смерти — четыре шага
В дивизии, оборонявшей Истру, произошла серьезная реформация, связанная и с изменением комплектации, и со сменой наименования части. Такое событие было необходимо осветить в СМИ, поэтому корреспондента «Красноармейской правды» пригласили прямо на место действия. Отправили Алексея Суркова. Но по его приезду обнаружилось, что немецкие войска снова напали на батальон, и он оказался отрезан от штаба. Со стороны Германии бои велись танковой дивизией, а от СССР — пешие бойцы с оружием наперевес. Рискуя жизнью, Сурков все же отправился в самый огонь.
Появление в части журналиста было весьма запоминающимся, он явился в шинели, вся площадь которого была испещрена осколками. Одними из его первых слов были: «Пройти от штаба даже на шаг нельзя, а до смерти — четыре шага…» Эти строки, видимо, отложились в голове поэта, и тем же вечером родились строки стихотворения.
Укрылись бойцы в землянке, Сурков устроился с ними. Описывая состояние после боя, поэт упоминает такие моменты, как уснувший прямо с ложкой супа в руке командир дивизии, или играющие на гитаре около печки бойцы, желающие немного развеять настроение окружающих. В такой уютной обстановке Сурков устроился в уголке, чтобы написать журналистский очерк, а заодно и письмо жене. Но получались лишь стихи, в основу которых и легли те самые строки про близость смерти.
Начало было положено прямо в землянке, а закончено стихотворение на следующий день по возвращении в Москву.
Текст нужен был срочно
О написанных стихах Алексей Сурков потом почти и забыл, отправил на желтоватом треугольнике-письме жене, да у самого остались черновики, лежавшие где-то в сумке.
Однажды в редакцию зашел композитор Константин Листов, попросивший помощи у поэтов и писателей с написанием песни. Ему нужен был хоть какой-нибудь текст, чтобы написать на него музыку. Сурков, не особо верил, что это стихотворение может помочь, но все же отдал товарищу слова будущей «Землянки» да и забыл. Листов тоже не сразу ответил, не сообщал, подошли ли слова, и есть ли какой-нибудь результат, пока сам не вернулся в редакцию спустя неделю и не сыграл на гитаре песню.
Композиция так понравилась окружающим, что ее тут же пустили в эфир и напечатали в ближайшем выпуске «Красноармейской правды».
Запрет на «Землянку»
Песня «Землянка» с душевным текстом и легко наигрываемой мелодией быстро нашла своего слушателя, и уже через короткий промежуток времени ее знали на всех советских фронтах. Однако, содержание произведения было пересмотрено, и нашлись слова, которые не устраивали правительство. Речь о тех самых четырех шагах до смерти. Такие строки были расценены не как храбрость солдат, которые, находясь в столь опасных условиях, все же не поворачивают назад, а стойко исполняют долг, а как упаднические настроения.
Суркову поступило предложение поменять текст самому, чтобы общий настрой композиции стал более воодушевляющим. Автор строк отказался менять что-то в произведение, которое было рождено самой душой. Ему стали поступать письма от простых солдат, которые просили написать, что угодно вместо неугодных слов, лишь бы «Землянку» снова разрешили, но поэт был непреклонен.
Кто-то все же взял на себя смелость изменить текст, не посоветовавшись с Сурковым, и песню снова стали транслировать и выпускать на пластинках.
О чьей любви поется
Наиболее распространенным вариантом текста является тот, в котором в холодной землянке бойца греет любовь «твоя», то есть той девушки, что ждет солдата дома. Однако автор использовал местоимение «моя» — «от моей любви». Как-то в кругу друзей и семьи он шуточно возмущался, что песню поют неверно, он то другой смысл вкладывал в строки, на что его жена Софья Антоновна ответила, что народ сам поправил поэта.
