Луис Бунюэль – один из наиболее знаковых режиссеров авангардного кинематографа XX века, а также один из главных киносюрреалистов. Переехав в Париж в 1925 году, Бунюэль очень быстро заводит связи с творческим бомондом города. Он рассказывает Сальвадору Дали, своему другу и молодому художнику, о своем сновидении: облако проходит сквозь луну и одновременно с этим разрезает человеческий глаз. Дали, в свою очередь, рассказал другу о своем сне, в котором фигурировала человеческая рука, наполненная муравьями. На стыке двух сновидений появился знаменитый фильм «Андалузский пес» (1929). Попробуем раскрыть смысл этого необыкновенного фильма.
Весь фильм, идущий всего двадцать минут, строится по логике сновидения. В нем нет целостного рассказа, картина держится на системе символов и метафор, которые необходимо считать для понимания происходящего. В самом начале, в качестве пролога, зритель видит знаменитую сцену разрезания глаза женщины бритвой – это то, что можно интерпретировать как необходимость зрителю поменять оптику восприятия, чтобы понять дальнейшее повествование. Учитывая, что глаз разрезается кем-то извне, можно говорить о насильственных действиях режиссера, который «заставляет» зрителя по-новому смотреть кино.
Это действие прерывается интертитрами «Восемь лет спустя». Интертитры обманывают зрителя, заставляя его думать, что в сюжете есть хронология. Однако это не так: хронологически эпизоды не связаны и выступают, опять же, как символ бессмысленности сна, который может показывать и события настоящие, и давно прошедшие. Мы видим молодого человека, едущего на велосипеде в костюме монахини. Это может быть в равной степени как саркастичной отсылкой к специфическим социальным нормам внутри религиозной системы, так и обращением к подавленным внутренним желаниям, в том числе, связанных с гендером.
Странная одежда мужчины – его внутренняя страсть, подавленные желания, визуализированные в одежде. Через замочную скважину в коробке (символ памяти и, одновременно, женского тела) мы переходим к образу молодой девушки, читающей в комнате. Ее внимание к коробке – это внимание к собственной сексуальности, своему телу. В коробке (теле и разуме одновременно) мужской предмет одежды – галстук, означающий присутствие противоположного пола даже внутри интимного процесса познания себя. Появляется мужчина с рукой, усеянной муравьями. Муравьи там, где гниль и разложение – вожделение того, чего нельзя желать, делают мужчину «гниющим» изнутри. В фильме множество сексуальных метафор – так подмышка женщины становится визуальной аллегорией для женских половых органов.
Это желание «запрещенное» – поэтому монтаж рифмует подмышку с колючим морским ежом. Далее мы видим человека без пола – женщину, которая одета и причесана как мужчина (снова игры с образом противоположного пола). Она равнодушно разглядывает отрубленную руку молодого человека – ту, которая символизирует желание и похоть. Женщина может символизировать мать, которая должна оставаться для мальчика бесполой – но при этом она пристально рассматривает его постыдное сексуальное влечение. Ее смерть (человека сбивает машина) дает разрешение на воплощение интимных фантазий, поэтому наблюдающий из окна мужчина, все более разлагаясь, начинает преследовать стоящую рядом с ним девушку (тоже «мать»). За ним в буквальном смысле тяжким грузом волочится визуальное воплощение христианской морали. Наконец, его останавливает отец, безликий и грозный мужчина в шляпе. Молодой человек убивает его, продолжая линию Эдипова комплекса.
Смысл финала фильма «Андалузский пес» заключен в обращении к образу молодой девушки. Она смотрит на мотылька на стене, который воплощает в себе символ ее скорой смерти. Молодой человек показывает, что она не должна говорить об их отношениях, в ответ женщина красит губы и показывает язык – у нее есть ее сексуальность, но она принадлежит не ему (поэтому из подмышек вдруг исчезают волосы). Девушка оказывается со своим новым любовником на пляже. Они топчут коробку – ту, в которой хранится память о сексуальных желаниях ее сына. В конце обе фигуры оказываются похоронены, погруженные наполовину в песок. Их фигуры похожи на брошенные статуи – напоминание о бурной юности женщины, которая обречена превратиться в прах (мы помним об этом с тех самых пор, как она увидела на стене мотылька с «мертвой» головой на крыльях).
И как мы должны это понять?