На этом самом, пожалуй, знаменитом живописном полотне за авторством русского художника с еврейскими корнями Исаака Левитана мы видим вроде бы самый обыкновенный пейзаж. Но художественные критики, как и публика, валом валившая на первую экспозицию картины, могли до часу стоять перед холстом в простой, без вычурностей, раме, и «отдыхать душой» — как заметил искусствовед Алексей Фёдоров-Давыдов. Хотя сам Левитан картиной был не очень доволен и предпринимал потом ещё две попытки написать подобный сюжет.
А он прост – как просты большинство пейзажей средней полосы России. Река, текущая откуда-то издалека. Ослепительно синяя от глубокого и малооблачного неба вода в ней. Мелкая рябь на этой воде от налетающего временами очень слабого ветерка, хотя порывы его редки, можно сказать, что стоит абсолютная тишина прекрасного «бабьего лета». А над всем пейзажем царят золотые кроны берёз, тронутых весенним увяданием.
Изображена, видимо, вторая половина сентября, уже ближе к октябрю. В это время в березняке зелёных листьев почти не остаётся, а ещё держащиеся на ветках жёлтые начинают активно опадать – но всё же их, пока ещё цепляющихся за жизнь, на ветвях много. Но много их уже и в траве, пока ещё сохраняющей сочную изумрудную зелень.
Время – полдень, это видно по коротким теням от деревьев и равномерному освещению древесных крон.
В выбранном художником ракурсе с диагональным пересечением пейзажа лентой реки чувствуется глубина пространства – с его всхолмленной равниной, тянущейся до самого горизонта, с домишками небольшой деревни на одном из косогоров.
Настроение от картины возникает позитивное, умиротворённое, в ней есть тихий романтический настрой. И это неспроста: ведь в году написания полотна выпадает роман Исаака с молодой Анной Турчаниновой, которая как раз в эти дни отдыхала в своём имении Горка, где и состоялось их знакомство. Недаром именно осень 1895 года, года написания «Золотой осени», стала самым продуктивным временем в его творческой биографии.
Осенью этого же года Левитан планировал приехать в гости к собрату по цеху художнику Поленову – но захватившее его романтическое чувство, появившаяся в его жизни настоящая Муза изменила планы, о чём он потом с чувство некоторой неловкости писал другу: «Собрался уже к вам, милейший Василь Дмитриевич, но вот заработался – и оттого жизнь заиграла новыми красками и кажется уже не такой ужасной, как ранее».
Несмотря на недовольство Левитаном от первого варианта «Золотой осени», скоро эту картину приобрела Государственная Третьяковская галерея. Но Левитан, как любой требовательный к себе художник, следом за первой пишет вторую картину с подобным сюжетом, внеся в него некоторые изменения и пытаясь сделать полотно более осмысленным и социальным. В частности, на среднем плане, под сенью берёз, появляется строение (видимо, небогатая изба лодочника или одинокого рыбака). Время – тоже полдень, это видно по густой тени от козырька соломенной двускатной крыши и под деревьями. А позднюю осеннюю пору подчёркивают более облетевшие от листвы, чем в первом варианте работы, берёзы и вытащенная на зимовку на берег перевёрнутая лодка.
Небо немного пасмурнее, чем на первой картине, ветер сильнее (река покрыта крупной рябью волн), а сама синева реки холоднее, что наполняет пейзаж знобкой свежестью.
Золотой тон листвы не берёзах передан многими красками. Там есть и охристые, и оранжеватые оттенки, делающие общий колер картины яркой и насыщенной. Живой.
Третьяков, владелец галереи в Москве, впрочем, сполна оценил и второй вариант левитановской «Золотой осени». И теперь обе эти работы хранятся и экспонируются в этом самом народном музее страны.
